Хор


Христианское Богословие всегда рассматривала ангелов как коммуникационные каналы между Истиной и людьми. Ангел (посланник, вестник) - служебная умопостигаемая сущность, функции которой - доносить Истину от Источника к потрбителю. Причём, интересно, что само по себе внимание ангелам непроизвольно просвещает, очищает и совершенствует наблюдателя (познание через созерцание). Такое, можно сказать, вндрние культуры сверху в нашем общстве со времён Крещения Руси представляется историчски традиционным и по-прежнему, актуальным.

Основываясь на многочисленных трудах по христианской ангелологии (см. приложние), я в меру своего таланта попытался изобразить невыразимое музыкальными средствами звучание хора серафимов (высшего ангельского чина, непосредственно предстоящего Богу и, таким образом, получающего информацию из первых рук), пение которых (передача Истины нижестоящей духовной иерархии) не столько слышно, сколько ВИДНО, поскольку поют они в молчании, как и непрестанно движутся, находясь в покое. Созрцая эти картины-акции, зритель незаметно для себя (невольно) станет приобщаться к Божественной Истине (в той степени конечно, в которой изображние близко истинному), т.е. просвещаться, очищаться и совершнствоваться духовно, что и является на мой взгляд задачей настоящего искусства, актуального в любом историческом контексте.

Гор Чахал. Москва, 2000-2002.


ПРИЛОЖЕНИЕ

Святитель Игнатий в «Слове об ангелах» так описывает их: Ближайшие к Престолу Божию суть шестокрылатые Серафимы (Бонавентура интерпретирует эти шесть крыльев через цифровую символическую экзегетику, видя в них шесть ступеней восхождения души к Истине), как видел в видении своём святой Исаия пророк. «Видех, - говорит он, - Господа седяща на престоле высоце и превознесение, и исполонь дом славы Его. И Серафими стояху окрест Его, шесть крил единому, и шесть крил другому: и двемя убо покрываху лица своя, двемя же покрываху ноги своя, и двемя летаху. И взываху друг ко другу и глаголаху: свят, свят, свят Господь Саваоф: исполонь вся земля славы Его» (Ис. 6, 1-3). От непрестанного созерцания безмерного величия Божия они находятся в непрестанном блаженном исступлении и упоении и выражают его непрестанным славословием. И пение их (по словам Исайи) не только слышно на всех семи небесах, но и видно.

Сведущие в еврейском говорят, что и святое имя серафимов означает «возжигатели», или «пламенеющие». В самом деле, название серафимов разъяснительно указывает на их вечное движение вокруг божественного и нескончаемость, жар, быстроту и кипучесть этого непрерывного, неослабного и неуклонного движения, также на их способность возвышающе и действенно уподоблять себе низших, словно заставлять кипеть и распалять их до равного жара и очищать их, подобно урагану и всесожигающему огню, а также на их явное, неугасимое, всегда одинаково подобное свету и прсвещающее свойство - прогонять и истреблять всякое порождение тьмы и мрака.

Однако следует обратиться к Слову и при первом раъяснении образов исследовать, почему богословие, почти всем, оказывается, предпочитает священноописание огня. В самом деле, ты обнаружишь, что оно изображает не только огненные колёса (Иез.10, 2, 6-7; дан. 7,9), но и огненных животных (Иез. 1, 13-14), и мужей, как огонь блистающих (Мф. 28, 3), и груды огненного угля вокруг самих небесных сущностей полагает (Иез. 1, 13; 10, 2) и реки, с нетерпимым шумом пылающие огнём (Дан. 7,9). Но и престолы, говорит богословие, огненны (Дан. 7, 9; Откр. 4, 5), и то, что сами высочайшие серафимы суть сожигатели, богословие раскрывает в самом их имени и наделяет их свойством и действием огня, и вообще, и горе и долу избирательно предпочитает созидание огненных образов. Так вот, уподобление огню обнаруживает, я полагаю, высшую степень богоподобия небесных умов. Ибо священные богословы пресущественную и неизобразимую Сущность часто описывают в виде огня (Исх. 3.2; 14, 24; 19;18; Втор. 4, 11-12, 24; Пс. 77, 14; 103, 4; Ис. 4,5; 29, 6; 30,30; Иез. 1, 27-28; 8, 2; Дан. 10, 6; Евр. 12, 29), как имеющего многие видимые отображения, если можно так выразиться, богоначального своеобразия. Ведь чувственный огонь есть, так сказать, во всём, и через всё не смешиваясь проходит, и ото всего обособлен, и, будучи, совершенно явным, вместе с тем как бы и сокровен, незаметен сам по себе, если нет подходящего вещества, в котором он мог бы проявить своё действие, неуловим и невидим, обладает властью надо всем и изменяет то, в чём оказывается для своего воздействия, передаёт себя всему, тем или иным образом к нему приближающемуся, возобновляется от воспламеняющего жара, всё освещает ясными озарениями, необорим, несмешан, избирателен, неизменен, устремлён ввысь, быстр, возвышен, не перенося никакого принижения к земле, находится в непрестанном и однообразном движении и движет других, всеобъемлющ, необъятен, не нуждается ни в чём другом, тайно взращивая самого себя и являя своё величие воспринимающим его веществам, деятелен, могуч, всему присущ невидимо и, всем себя щедро раздавая, не уменьшается. И ещё многие можно обнаружить особые свойства огня - словно бы чувственные отображения богоначального действия. Потому-то знающие это богомудрые толкователи и создают изображения небесных сущностей из огня, тем самым раскрывая их богоподобие и, в меру возможного, богоподражание. («Лествица Иакова», Дионисий Ареопагит.)

Поскольку он (Дионисий) называет эти первые чиноначалия вокруг Бога непосредственно стоящими, и в хороводе кружащими, следует выяснить, каким образом они и стоят и движутся, словно в хороводной пляске, вокруг Бога. Понимать это следует так: всякий ум от Бога - Причины всех - воссияв, поскольку воссиял от Творца, движется, говорят, вокруг Него, как вокруг центра, причём это не какое-то совершающееся в пространстве движение, но умственное и живое. Движение же ума по кругу таково: всё мыслящее мыслит, либо будучи умом, либо как причастное уму. Сущее умом мыслит прежде всего, а причастное уму - вторично. И потому-то, что сущий умом мыслит, и можно сказать, что он движется; круговым же это движение представляется потому, что оно возвратное, и ум, пребывающий вокруг Него, так будет постигать и себя самого, и Того, Кто до него и от Кого он воссиял, как по воле Божьей получивший предпочтение, ум вокруг Него, чтобы не сказать, вокруг стремления и любви к Богу, как вокруг центра, будет вращаться, ибо вторые не объединяются с теми, кто им предшествует, и получается подобие некого хоровода; ведь рождаемое, стремясь быть на своём месте, смотрит на Рождающего, обращение же мыслью к предшествующему вводит представление о круговом движении. Но поскольку Бог повсюду, то повсюду следующие за Ним в вечном стремлении Его постичь радуются этому и водят хороводы, словно веселясь. Итак, говорят, что ум пребывает в себе и спешит к самому себе; а то, что пребывает в себе и обнаруживает бессмертие, как раз и обладает покоем, ибо с точки зрения бытия, что бессмертно, считается покоящимся, а с точки зрения стремления к самому себе, движется, не желая каким-либо образом рассеиваться мыслями о внешнем ему и вещественном. Одно и то же движение совершая, он не стоит, но движется, однако, оставаясь по существу всегда тем же, обладает покоем, а не движением. («Схолии», Максим Исповедник.)

Ко всему этому Алексей Лосев присоединяет ещё аскетическо-подвижническое учение о сердечной теплоте. Как известно, по этому учению, душевная настроенность и субъективные усилия, развиваясь в процессе молитвы, доходят до сферы умного состояния, где как бы исчезает всё душевное и субъективное и водворяется ровный свет умного бесстрастия. Однако это - не высшая ступень. Последний «край желаний» - сведение ума в сердце, которое начинает пламенно пульсировать, будучи осенено волнами Божественной благодати. Подвижники тоже говорят о теплоте, о жаре, о неопалимом огне, об умном пламени. И то, что достигается земным человеком очень редко и в результате многолетнего и строжайшего аскетизма, то даётся ангелам не только безо всякого труда и усилия, но, наоборот, составляет самую их субстанциональную природу, то, без чего они не могут существовать.

В заключение хочется привести слова Данте, так описывающего Рай в «Божественной комедии»:

И я, - невольно зренье обращая
К тому, что можно видеть в сфере той,
Её от края оглянув до края, -

Увидел Точку, лившую такой
Острейший свет, что вынести нет мочи
Глазам, ожженным этой остротой.

Звезда, чью малость еле видят очи,
Казалась бы луной, соседя с ней,
Как со звездой звезда в просторах ночи.

Как невдали обвит кольцом лучей
Небесный свет, его изобразивший,
Когда несущий пар всего плотней,

Так точку обнял круг огня, круживший
Столь быстро, что одолевался им
Быстрейший бег, вселенную обвивший.